Эльрик прыгнул. Черный клинок легко парировал очередной выпад Гейнора.
– В том, чтобы прикончить труса, нет ни славы, ни удовольствия, – промолвил мой двойник. – Но такого, как ты, нельзя отпускать живым.
Черно-красная вспышка. Серебристая дуга. Бурезов обрушился на белый меч, и оба клинка не то вскрикнули, не то испустили громкий, протяжный стон.
Сопровождавшийся глухим лязгом, удар следовал за ударом. Наконец белый меч треснул – и осыпался трухлявой древесиной в руке Гейнора.
Не удивительно – этот меч с самого начала был фальшивкой, сотворенной, вдобавок, с дурными помыслами.
Кузен выругался, кинул обломок на пол. Потом отскочил к стене, зашарил рукой, подыскивая себе новое оружие. Но те клинки, что висели по стенам оружейной, давным-давно пришли в негодность и проржавели буквально насквозь. Гей-нор крикнул солдатам: «Стреляйте!», однако те не могли выполнить приказ, иначе они попали бы в самого Гейнора или в Клостерхейма, который целился в Эльрика из пистолета.
Эльрик с нехорошей улыбкой произнес одно-единственное слово.
Равенбранд ринулся к бывшему слуге сатаны. Ююстерхейм побелел как мел. Уж он-то знал, что случится, если меч вопьется в него.
Он выкрикнул что-то на латыни. Лишь немногие поняли его. Меч не понял, иначе наверняка не промахнулся бы.
Клостерхейм бросился на пол, Гейнор последовал его примеру. В ту же секунду солдаты открыли огонь. Завизжали пули, рикошетившие от стен, забарабанили по камню пустые гильзы…
Эльрик расхохотался – как знаком мне этот дикий смех! Несмотря на сумасшедшую пальбу, в него не попала ни одна пуля, словно он был заколдован.
Мой двойник нырнул за алтарь, проверить, цела ли дочь.
Оуна улыбнулась отцу, а потом, улучив момент, кинулась ко мне. В руке девушки был зажат острый как бритва кинжал Гейнора. Она быстро перерезала веревки.
И вдруг Равенбранд лег в мою ладонь и принялся отражать пули. А солдаты палили не переставая, защищали своих драгоценных начальников, которые отступали к сорванной с петель двери.
В меня вливалась сила. Я тоже расхохотался, вскочил и, не испытывая и намека на страх, рванулся к Клостерхейму. Эльрик тем временем схватился с Гейнором. Оуна вновь укрылась за алтарем – с кинжалом против автоматов делать нечего. А пули все летали вокруг; одна угодила в охранника. Бонзы заторопились пуще прежнего.
Гитлер вещал об удаче? Что ж, удача теперь на нашей стороне.
Нацистская верхушка вывалилась в коридор через проделанную Эльриком дыру в стене. Послышались отрывистые команды, к дыре придвинули шкаф, другой, третий…
Наши враги не знали, чего от нас ожидать. И принимали меры предосторожности, чтобы мы не застали их врасплох.
Я двинулся было вслед за Гитлером, но Эльрик остановил меня и указал в дальний конец коридора.
Там стояли Гейнор и Клостерхейм.
– Грааль у нас! – озаренный светом факелов, мой кузен напоминал большую птицу, в ярости скачущую по земле. Его черные доспехи казались пародией на светлую броню Эльрика. – И владыки Вышних Миров нам непременно помогут! Учтите, им не понравится, что кое-кто посмел помешать их союзнику.
– По-твоему, меня заботит благосклонность богов? – Эльрик фыркнул. – Я – Эльрик Мелнибонэйский, и мой род – ровня богам!
В этот миг Клостерхейм выстрелил дважды подряд, и обе пули попали в цель.
– Что такое? – Эльрик нахмурился, медленно опустился на пол.
Я ринулся на противника, но меня опередили: кинжал Оуны погрузился в сердце Клостерхейма. Тот согнулся пополам, захлебываясь кровью и пытаясь выдернуть кинжал из собственного тела.
Гейнор оттолкнул своего верного прихвостня и бросился к низенькой дубовой дверце, за которой был коридор в комнату, опустевшую с исчезновением фон Аша.
Клостерхейм не шевелился. Неужели подох?
Я был еще слишком слаб, чтобы перехватить Гейнора. Он проскочил в проем и успел захлопнуть дверь прежде, чем я преодолел несколько метров, отделявших меня от нее. Я с разбега ударил плечом – и едва опять не потерял сознание, на сей раз от боли.
Боль напомнила мне о ране. Я посмотрел на свой бок – кровоточит или перестал? На месте раны остался лишь багровый шрам. Сколько прошло времени? Или время уже не имеет значения, поскольку Гейнор своими действиями ухитрился-таки нарушить Равновесие и мироздание начинает распадаться?
– Друзья, – выдохнул Эльрик. – Наверх, нам нужно наверх…
Оуна растерянно глядела на мебель, которой нацисты забаррикадировали проем уничтоженной двери. Заперты с обеих сторон! А Гейнор, должно быть, уже на пути к Серым Жилам, и Грааль по-прежнему у него…
Я продолжал ломиться в дубовую дверцу, пока – с тем же успехом.
Мебель в проеме вдруг зашевелилась. Похоже, наци опомнились, подтянули подмогу и готовы разделаться с нами.
Раздался громкий треск. Часть баррикады обвалилась и стал виден Гесс, командовавший автоматчиками. Ему единственному хватило мужества выйти против нас. Остальные разбежались, трусливые крысы.
Я снова ударил плечом в низенькую дверцу. Бесполезно. Хотел позвать на помощь Оуну, но девушка поддерживала отца, который сумел подняться и теперь стоял у Гейнорова алтаря. Его мелнибонэйская кровь капала на равнодушный гранит.
Заметив, по всей вероятности, мой умоляющий взгляд, Эльрик выпрямился, перехватил поудобнее меч и велел мне посторониться.
– Похоже, иначе я двери открывать разучился, – произнес он с кривой усмешкой.
Подобрался, замахнулся, вложил в удар все оставшиеся у него силы – и меч расколол старинную дубовую дверцу пополам. Эти две половинки распахнулись нам навстречу, как бы приглашая войти. Мы устремились вдогонку за Гейнором, а позади истерически кричал что-то своим солдатам заместитель фюрера Рудольф Гесс.
Башней не пользовались много лет. Выяснилось, что пожитки фон Аша до сих пор лежат там, где старик их оставил. И на всем – на шкафах, буфетах, столах и стульях, книгах и картах – толстый слой пыли. Фон Аш забрал с собой только свои мечи и кое-что из одежды.
В пыли отпечатались свежие следы, и понять, куда девался Гейнор, не составляло никакого труда. Эльрик, совершенно обессиленный, упал у стены, а мы с Оуной принялись подтаскивать громоздкую мебель к узкой лестнице, перегораживая проход. Мимоходом Оуна пролистала книги, порылась в бумагах, нашла, по всей видимости, то, что искала и сунула в карман. Потом мы подняли Эльрика и понесли его наверх; короткий коридор вывел на широкую, открытую квадратную площадку с бойницами и дымовыми трубами.
Как ни удивительно, на площадке мы наткнулись на Гейнора. Должно быть, он рассчитывал улизнуть, но для этого ему следовало научиться летать – со всех четырех сторон башня отвесно обрывалась вниз.
Я бросился к нему. Он побежал – от бойницы к бойнице, от трубы к трубе. Внезапно остановился и повернулся. Его лицо искажала чудовищная гримаса боли. Он весь словно вибрировал, с головы до ног, и светился загадочным серебристым светом, постепенно увеличиваясь в размерах. И одновременно таял, как бы растворялся в воздухе. Как рябь на поверхности воды – каждая волна чуть крупнее предыдущей; так и Гейнор становился все объемнее, будто его распирало изнутри, и возносился, подобно музыкальному аккорду, в небеса, сливаясь с мирозданием. Распадался на куски и тут же вновь делался целым…
Я споткнулся, но устоял на ногах. Настиг Гейнора, попытался его схватить. Меня словно пронзило током, на мгновение я ослеп, а когда прозрел – Гейнор исчез. Канул в никуда.
– Мы потеряли обоих, – проговорил я. Меня била дрожь, к моей ненависти примешивался страх.
Эльрик вздохнул и покачал головой.
– Мы потеряли всех Гейноров, – поправил он. – Твой кузен выложил свой козырь и разбежался в тысяче направлений. Распался на тысячу двойников, каждый чуть крупнее другого. Распылил свою сущность по мирозданию, чтобы мы не смогли догнать его. Сейчас он легок, как пушинка, и наиболее опасен. А еще, пожалуй, наиболее могущественен. Он существует везде – и нигде. Может быть всеми – и никем. Растекся по мирам… Зато мы теперь твердо знаем, что он не сдержал слова и не сумел привести в этот мир Ариоха. Если Гейнор не спятил окончательно, он сделает вот что. Либо попытается улизнуть от герцога преисподней, что попросту глупо и, в общем-то, невозможно. Либо попробует договориться с Ариохом заново. Это означает, что ему необходимо место схождения. Бек недоступен, так что он будет искать иное место. Не думаю, чтобы в твоем мире, Ульрик, таких мест было много.